Книга. Именно таковы темные речи простецов

Я обычный парень, не лишен простоты.

Я такой же, как он, я такой же, как ты.
"Песня простого человека" Майк Науменко

Эта замечательная работа посвящена отдельным аспектам мировоззрения простецов. То есть, прежде всего, крестьян и, в меньшей мере, горожан. Автор честно признает, что едва ли ему удалось сделать больше, чем зарисовку, обозначить проблематику, выделить отдельные тенденции.

С чем же связан столь сдержанный подход? В Средневековье (как впрочем и ранее) низшие классы не имели никакой возможности проявить себя в высокой культуре, которая оставалась в руках дворянства и духовенства. О крестьянах не слагали поэм и не воспевали в героических романах, их голос не звучит в романтических балладах. Однако попытаться услышать их все-таки можно, ведь цивилизованный мир всегда стоял на плечах простого люда, черни, а высокая культура прорастала из низкой.

Во-первых, все общество было пронизано вертикальными связями, многие клирики происходили с самых низов, нищенствующие монахи ходили в народ, рыцари взаимодействовали со своими крепостными, так что, пусть и через посредников, но массы бедняков проявлялись на страницах хроник и проповедей.
Во-вторых, сама картина мира у любого представителя общества складывалась под влиянием аграрного цикла, время и пространство были такими, какими их видели поколения земледельцев. Мир - мифологичен, его время циклично, оно повторяется снова и снова, что у рубаки-викинга, что у крестьянина северной Италии, прошлое всегда рядом, а чудеса реальны.
Где граница этого влияния, можно ли вычленить из текстов Средневековья эту низовую культуру, что она такое была и пытается нам сказать многомудрый автор.
Перед нами лишь зарисовки, но вот их тематика очень обширна. Гуревич анализирует северные саги, немецкие проповеди, поэмы, останавливаясь на самых разных вопросах - время, судьба человека и его сны,  отношение к простолюдину и к труду (а оно менялось, ведь массы варваров когда-то были свободными, были воинами), попытка христианства вытеснить язычество в сознании черни, представление о послесмертном бытовании души и так далее.

Наше сознание тоже в общем мифологично. Хотя для нашего мировоззрения присуща вера в прогресс и развитие идущее вверх, мы часто воспринимаем наше Сейчас как протянутое в прошлое неизменное. Отсюда и наше школьное представление о Средних веках, как о пронизывающем все христианстве. Но вот мы видим, что массы темного люда не вникали, не понимали христианства, воспринимая лишь некие внешние формы. Впрочем, и священники, будучи плоть от плоти простецов, сами часто не ведали, что творят, не знали проповеди, выступали только хранителями ритуалов.

Борьба с ведьмами, кстати, весьма настороженно воспринятая папством и инквизицией, трактуется автором скорей как попытка Церкви обуздать неусмиренное язычество, лежащее в основе народной культуры.

Минус этой работы только в том, что перед нами не цельная картина, не единый образ, а только отдельные осколки разбитого на фрагменты прошлого, разных временных отрезков. Она читается без напряжения, при том что тематика, в общем и целом, не столь уж занятна.
Классика советской медиевистики.

Не могу удержаться и не дать несколько отрывков, чтобы не пересказывать четкие формулировки своим дребезжащим голосом.

"Во французской поэзии и в поэзии вагантов оценка мужиков, когда она все же встречается, — резко уничижительная и отрицательная. Во «Всепьянейшей литургии» ненависть вагантов к крестьянам находит самое откровенное выражение: «Боже, иже вечную распрю между клириком и мужиком посеял и всех мужиков господскими холопами содеял, подаждь нам… от трудов их питаться, с женами и дочерьми их баловаться и о смертности их вечно веселиться». В «грамматическом упражнении» вагант склоняет слово «мужик» таким образом: «… этот мужик, этого мужлана, этому мерзавцу, эту сволочь…» — и далее в подобном же роде, и в единственном и во множественном числе. В «Мужицком катехизисе» читаем: «Что есть мужик? — Существительное. — Какого рода? — Ослиного: ибо во всех делах и трудах своих он ослу подобен. — Какого вида? — Несовершенного: ибо не имеет он ни образа, ни подобия. — Какого склонения? — Третьего: ибо прежде, чем петух дважды крикнет, мужик уже трижды обгадится…» (159, с. 197) — и так далее, в подобном же духе. Эта ненависть к крестьянам — нелюдям, стоящим вне морали и вне культуры, объединяет вагантов с рыцарями. Такова преобладающая во французской литературе того периода установка. Она сохранится и в дальнейшем."

"Под покровом религиозного сознания, будь то христианство или язычество, располагался мощный пласт архаических, «исконных» стереотипов практического или интеллектуального «освоения мира», вряд ли поддающихся описанию как религиозные в строгом смысле слова. Религия (я имею в виду, разумеется, только христианство и те формы язычества, с которыми церкви пришлось столкнуться в романской и варварской частях Европы) была связана с очеловечением, одухотворением природы, с приданием ей антропоморфных свойств и черт: человек осваивается с силами природы путем их «олицетворения». Между тем в сознании массы сельского населения помимо веры в богов и в известном смысле независимо от неё (ибо старые божества были сменены новым богом) сохранялись совсем иные установки поведения, проистекавшие не из экстраполяции человеческих свойств на остальной мир, а, скорее, из распространения признаков природы на человека. Люди обнаруживали в себе те же самые качества, что и во всей окружающей их природной среде: собственно, они не воспринимали ее как «окружение», «среду», — они ощущали себя ее интегральной частью. Они были непосредственно включены в круговорот природных явлений.
Это участие в пульсации вселенной, выражавшееся как в постоянном воздействии природы на человека, так и в столь же необходимом его воздействии на ход природных вещей при помощи целой системы сверхъестественных средств, есть не что иное, как магия. Магическое отношение к миру было в период Раннего Средневековья не простым «пережитком» язычества, а важной чертой мировоззрения и практики сельского населения. Мировоззрение этих людей, если судить о нем на основе источников, отражавших (насколько это вообще в тот период было возможно) их жизнь и взгляды, по сути своей было магическим. О том, что перед нами действительно «магическая картина мира», свидетельствует вся повседневная жизнь средневековой деревни."

"И тем не менее магия, так сказать, выгоняемая церковью в дверь, возвращалась в ее собственную практику через окно. Магическим было сознание не одних лишь темных и необразованных масс, — по сути дела, таким же было сознание и духовенства, сколько бы эту магию ни «очищали» от клейма «язычества». Многие стороны деятельности самой церкви были пронизаны магией, и решающим критерием различения между безоговорочно осуждаемой магией народа и сакральными процедурами духовенства было то, кто их осуществлял: простолюдины и простолюдинки, деревенские колдуньи и знахари или уполномоченный на то церковью священнослужитель."

 

Арон Яковлевич Гуревич

Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства

7,5/10

★★★★✩