Книги. Герои против культуры

дети

дети детей

дети деток детей

де-ети

дети

дети

деток детишки детей детки

дети

дети,дети,дети,дети

деточек детки

детишек деточки

дети

деток детишечек деточек деточки

дети как дети

детки как детки

детишки как деточки

детки

а

деточки

а

дети

дети дети дети дети

детишки

Алексей Хвостенко

Я читал эту книжку 10 лет назад, и никаких ее слов с той поры в голове не осталось. Помнил только, что тогда она меня очень радовала и веселила, ведь внутри была много-много страниц постмодерна, деконструкции и игр со смыслами.  С тех пор я немножко изменился, а изменилась ли она? Книга пытается погрузить в мифологию детской культурной традиции СССР, рассмотреть с разных сторон пантеон детских богов и героев, играющих на страницах книг и резвящихся в кадрах мультфильмов. Цельности ждать не приходится, все же это сборник статей, иногда весьма поспешных, все пишут очень по-разному, кто сурово, кто занудно, кто мудрено.

Вот "В город изумрудный" - муторная невнятная психоаналитическая работа, которая скачет от Фрейда к Лакану, пытаясь приноровить их мысли под культурный дискурс советского ребенка. Но, перед нами какие-то клочки да обрывки - обращение автора к отдельным маленьким знакам, да и те только как вопрос, а не утверждение, и тут же переход к другим, все это на примере всего нескольких культурных объектов. Так даже на анализ одного артефакта на наскребешь, куда уж обозначить тенденцию! И вопрос, если даже эти культурные объекты расшифровываются автором именно так, то это потому что их авторы транслировали так (а если транслировали, то было ли это отражением более личного или, прежде всего, общественного?) или такое считывали дети? Были ли они вообще значимы? Ведь обозначая тенденцию, автор приводит слишком мало примеров, чтобы как таковую ее всерьез застолбить. Он скачет туда-сюда и "В такой ситуации любая "варежка" кажется знаком, точнее - обещанием смысла." Так и статья кажется обещанием, но увы, смысла видишь весьма мало, скорее разрозненный набор невнятных знаков.

"Предлагая доступные символические рамки и сценарии, снимая эффект внезапности, тексты подобного рода приучали к возможности беспричинного ухода или отсутствия. Бесконечные семантические и структурные повторы были наиболее популярными средствами подобной поэтики преодоления внезапности. Известная песня про кузнечика из мультфильма «Приключения Незнайки и его друзей» (реж. Леонид Аристов, 1973), например, строилась именно по такому принципу бесконечного повторения призыва представить то, что представить невозможно."
Да почти в любой популярной песне бесконечные повторы!

Наполняя пространство текста бесконечными символами, автор просто рисует круги на воде.
"Варежка — не щенок, чучело — не скворец, символ — не объект, а знак отсутствия объекта. Говоря иначе, образы, символы, знаки не столько «отражают» реальность, сколько преломляют, модифицируют и опосредуют ее"
Так и тут, слова - не столько отражают смысл, сколько его отсутствие. Всё вокруг - знаки, только, что они означают - не понять. 
В целом все это смотрится не столько глупо, сколько бестолково. Чрезмерно общий характер текста и нарочитая усложненность языка.

История функционирования образа "маленького Ленина" проще, внятнее и в то же время необязательна, по причине незначительности.

Любопытно, и так же необязательно, исследование на тему репрезентации травматического опыта в цикле Чуковского об Айболите и его исходном оригинале - докторе Дулитле.

Забавна статья об эволюции образа удава - от образа смерти, власти, могущества - Каа, до бессильного и домашнего зверя из "39 попугаев".

Вполне внятный анализ Простоквашино - с его деревенщиной, утилитаризмом, уходом в частное.

В сопоставлении "Незнайки" и "Ревизора", несмотря на несколько любопытных совпадений, в целом, такое сопоставление кажется поверхностным.

В еще одной статье прослеживается трансформация в советской культуре образа Карлсона, сильно отошедшего в классическом мультфильме от исходного шведского образца. Грубо говоря, автор видит в этом отход от шестидесятничества к оппозиции диктату власти посредством иронии и сентиментальности.

Вообще, авторы стремятся не просто связать сказки с реальным миром, но почти всегда с политическим контекстом. При этом сказки как бы все время в оппозиции, все время вопреки.

Уже из предисловия мы узнаем, что, якобы, все эти детские герои "хоть и были дозволены официальной культурой", но их идеология отличалась от советской. Претензия странная, детская культура была составной частью советской культуры, и никаких противоречий с идеологией, как частью этой культуры я, признаться, не вижу, да и авторы приводят весьма сомнительные доводы.

Каждый автор считает своим долгом ввернуть слово "трикстер", без этого никуда. Многие, и ни к месту, считают своим долгом пнуть sovitsky souz, totalitarizm, додумывая привязки реальности к рассматриваемым произведениям. 

В статье о Винни-Пухе автор смело и категорично заявляет "Власть и ее верноподданные были начисто лишены чувства юмора."
И еще "Атмосфера сказки была очень далека от идей классовой борьбы и вообще лишена какой бы то ни было политизированности, в отличие, например, от «Чиполлино», «Буратино» и даже от «Незнайки», не говоря уже о биографиях пионеров-героев и подобных сочинениях."

Но я-то знаю, что ребенком не считывал политические смыслы, для меня это были просто приключения, а капиталист с Луны и синьор Помидор воспринимались как обычные сказочные злодеи, а не как намек на капиталистический мир.

Анализируя мультфильмы про Винни-Пуха, интерьер его норы автор увязывает с мещанской обстановкой в квартире советских граждан, при этом почему-то описание квартир мало соотносится с описанием норы. А добывание меда "резонирует" с продуктовым дефицитом. А сгущенка - дефицитное лакомство и редкость, намекающее на все тот же дефицит! Как мог решиться Хитрук на такой смелый шаг - вопрошает автор? 
Но что говорить о такой чепухе, ведь "По авторитетному мнению К. Г. Малянтовича, именно С. Алимов способствовал успеху раннего Хитрука, последующие картины которого с уходом соавтора «становились все бледнее», из чего следует, как я понимаю, что трилогия "Винни-Пухов" - полная ерунда и неудача?
Вообще вся концовка статьи - покусывания и подвизгивание над трупом СССР, и совершенно ни к селу, ни к городу истории про ужесточение политики партии, в том числе в сфере кино. Причем по сути это никак не касается Хитрука. Зачем? Зачем?

Крокодил Гена напоминает автору о сталинских репрессиях, о возвращенце из лагеря. Поднимите руку, кому еще этот крокодил напоминает сидельца?

Любопытен взгляд на Буратино и его трансформацию в разных произведениях - мультипликационных фильмах и кино.
Но, естественно, пространство советского детства подается как подавляемое идеологическим диктатом.
"Сказка должна была задавать идеологически правильное направление фантазиям ребенка, но не стимулировать его воображение, не раскрепощать, а идеологически сковывать психику и инициативу."

Любопытно, хоть как-то может автор подобные инвективы подтвердить? У советских детей была сломанная фантазия, а у американских она цвела? Или найден тайный приказ Сталина, где велено собрать и воедино сковать психику и инициативу невинных чад?
А то, что в изображении страны дураков проступают черты именно что СССР, думаю, все и сами догадались...

В статье об Электронике автор удивляется, что есть песня про апрель, но без Ленина, вот, мол, какой неожиданный смелый поворот. Мог ли советский гражданин использовать слово "апрель" без привязки к Ленину? Za eto naverno rasstrelivali KGB?

Очень глупой кажется работа о коте Леопольде, где автор на голубом глазу утверждает, что мультфильмы о нем готовили детей к насилию и мучительству, этически пустой пассивности, а к доброте призывали, чтобы добрыми и безответными было проще манипулировать, чтобы они подчинялись властям. Леопольд - это едва ли не еврей. А все к чему? TOTALITARISMUS! Кстати, непонятно, если все прочие мультфильмы являются, якобы, оппозицией официозу, то каким образом эта серия становится наоборот, способом власти подавить всякую оппозицию? Лично Суслов писал сценарий?

И уж, если о голубом, Голубой щенок - таки оказывается воспеванием гомосексуализма, хотя в те невинные времена о подобном использовании цвета знали единицы и сами авторы истории опротестовывали такую трактовку. Ну да о чем говорить.

Смешно, но попытка осовременить тему введя Масяню, теперь кажется анахронизмом. Не говоря уже о том, что никакого отношения к детям или к советскому прошлому этот персонаж не имеет.
"Однако оба они — жертвы (априори изгнанные из общества), вынужденные бездействовать и подчиняться законам, что делает их типичными выразителями описанного Львом Гудковым российского комплекса жертвы. Гудков утверждает, что комплекс жертвы симптоматичен для постсоветской России в большей степени, чем для советской эпохи, и связывает это с отсутствием ответственности советского человека за свои поступки: «Комплекс жертвы <…> — это перверсия частной инициативы».

И Чебурашка, и Масяня выигрывают от навязанной им роли (приобретая опыт, друзей). Им нравится бороться с чем-то другим, хотя это «другое» в данном случае относится к мейнстриму — в случае с Чебурашкой это советский коллектив, в случае с Масяней — общество потребления."

В целом - любопытная попытка пересмотреть-перевидеть советское детство, увы, торопливая, неполная, однобокая, политически пристрастная. Прочитав книгу, едва ли кто-то сможет понять, а за что же любили все это дети, ведь не было там ничего теплого и доброго, была просто попытка власти навязать детям рабство, и робкие попытки отдельных творцов этому противостоять.

Имеющийся перечень произведений далеко не полон. Сходу можно вспомнить славные имена - Красная шапочка, Петров и Васечкин, Маша и Витя, Тайна третьей планеты, Гайдар, Капитан Врунгель. Нет, нет их, одни лакуны да черные дыры.

Трактовка всего, как набора значимых символов, приводит к тому, что абсолютно у всего возникает двойное дно, а всякая неопределенность исчезает, автор выстраивает набор знаков в произвольную цепочку, поскольку видит именно те знаки, которые хочет-может увидеть.

Достаточно сравнить обложку этой книги с обложкой книги Петровского. Здесь неряшливые грустные игрушки на мавзолее и на обороте только глаза в темноте. Вообще, в основном перед нами кусочки, отдельные грани, отдельные ракурсы. Тараторя о постмодерне, дискурсе, авторы так и творят - получается нечто не цельное, не доброе, слова ради слов. И человечки не веселые, а унылые.

С Флибусты: "Потрясающая книга. Очень интеллектуальный сборник". Да, да, да - очень интеллектуальный и слабый прыг-скок.

Веселые человечки: Культурные герои советского детства
 6,5-7

★★★✩✩

На эту книжку часто ссылались авторы сборника, поэтому я быстренько нашел ее на книжных полках моего папы. Книга Петровского, несомненно, обладает цельностью, отмечена увлеченностью автора материалом, наполнена его живой симпатией, в отличие от сборника, где холодная отстранённость "экспертов" весьма чувствуется. Хотя все эти книги я читал в детстве, ни Крокодил, ни Рассеянный, ни Петя с Симой, и даже "Золотой ключик" не были в числе любимых. А вот Волков попал в точку, и читался с большим увлечением. Кажется, я воспринимал работы Чуковского, Маяковского, Маршака, Толстого, как истории для самых маленьких, а работы Волкова как "взрослые". Петровский рассказывает об истории создании произведения, культурном контексте, о восприятии этих книг в то время. У Маяковского - христианские аллюзии, у Буратино - Блок и Кэрролл, в "Мудреце из страны ОЗ" - Кант и снова Кэрролл. Приятная работа.

Диковинное мнение от Брэдбери, кто-бы-мог-подумать:

«Если для механизма, приводящего героев Страны Оз к успеху, смазкой служит Любовь, то за Зеркалом, где заблудилась бедная Алиса, все увязает и захлестывается в трясине ненависти.

Если в четырех странах, окружающих Изумрудный город, к недостаткам соседей относятся демократично и терпимо, а к чудачествам всего лишь с благодушным удивлением, то каждый раз, когда Алиса встречает Гусеницу, Траляля и Труляля, Рыцарей, Королев и Старух, происходит нечто совсем иное. Это аристократия снобов: на них не угодишь. Сами чудаки и безумцы, они, однако, не выносят чудачества в других и готовы рубить головы, унижать и топтать всех, кто на них не похож…

При всей своей фантастичности Страна Чудес в высшей степени реальна: это мир, где закатываются истерики и где вас выталкивают из очереди на автобус.

Оз — это где-то за десять минут до сна: там мы перевязываем раны, расслабляемся, воображаем себя лучше, чем на самом деле, бормочем обрывки стихов и думаем о том, что завтра, когда встанет солнце и мы хорошо позавтракаем, люди, быть может, уже не будут так лживы, низки и тупы.

Оз — это мед и сдобные лепешки, летние каникулы и все зеленое приволье мира.

Страна Чудес — это холодная овсянка, арифметика в шесть утра, ледяной душ и нескончаемые уроки.

Не удивительно, что Страна Чудес — любимица интеллектуалов…

Страна Чудес — это то, что мы есть.

Оз — это то, чем мы хотели бы быть».

Так бы и наподдал этому Брэдбери!

Петровский М.С.
Книги нашего детства
7

★★★★✩