"...проблематика русско-украинских отношений должна восприниматься как очень разнообразная мозаика..."
Как обычно, совершенно случайно в давние и далекие времена, когда воды Мирового океана покрывали все обозримое пространство Земли и лишь Дух Божий носился над его горячими волнами, а звезды еще не обрели имен, я наткнулся на Youtube на выступление историка Алексея Миллера. А потом, уже совершенно не случайно, я принялся за прочие его записи. Это громадное удовольствие, когда рыская в густых информационных джунглях, случайно ловишь такой крупный экземпляр настоящего специалиста. В данном случае - специалиста по национальному вопросу в Российской и Австрийской империях, а, возможно, и еще в чем-нибудь. Меня подкупила чрезвычайная деликатность манеры автора, по сравнению со множеством других ученых, мастеров, экспертов и публицистов. Деликатность не манер, разумеется, а рисуемой им научной картины. Она показывает как многие и многие догмы, которыми мы пользуемся на самом деле грубы и одномерны. Как часто предложенная нам историческая летопись искривлена в угоду пропаганде. Как часто любая сложная система подается как простая, сведенная к одному-двум элементам, чтобы не раздражать обывателя своей сложностью Она показывает зыбкость категорий, которыми так любят бросаться политики и их присные.
Ну вот какая картина мира у "правильного" украинца? Украина - древнее государство, украинцы - древняя вольнолюбивая нация козаков, которую Некто в Черном подло поработил. А какая картина будет у "правильного" русского? Украинцы - это русские, хорошие украинцы живут на Украине, а плохие на Галичине. Плохими они стали, когда их сделали украинцами в концлагерях подлые австрийцы.
Как обычно, совершенно случайно в давние и далекие времена, когда воды Мирового океана покрывали все обозримое пространство Земли и лишь Дух Божий носился над его горячими волнами, а звезды еще не обрели имен, я наткнулся на Youtube на выступление историка Алексея Миллера. А потом, уже совершенно не случайно, я принялся за прочие его записи. Это громадное удовольствие, когда рыская в густых информационных джунглях, случайно ловишь такой крупный экземпляр настоящего специалиста. В данном случае - специалиста по национальному вопросу в Российской и Австрийской империях, а, возможно, и еще в чем-нибудь. Меня подкупила чрезвычайная деликатность манеры автора, по сравнению со множеством других ученых, мастеров, экспертов и публицистов. Деликатность не манер, разумеется, а рисуемой им научной картины. Она показывает как многие и многие догмы, которыми мы пользуемся на самом деле грубы и одномерны. Как часто предложенная нам историческая летопись искривлена в угоду пропаганде. Как часто любая сложная система подается как простая, сведенная к одному-двум элементам, чтобы не раздражать обывателя своей сложностью Она показывает зыбкость категорий, которыми так любят бросаться политики и их присные.Ну вот какая картина мира у "правильного" украинца? Украина - древнее государство, украинцы - древняя вольнолюбивая нация козаков, которую Некто в Черном подло поработил. А какая картина будет у "правильного" русского? Украинцы - это русские, хорошие украинцы живут на Украине, а плохие на Галичине. Плохими они стали, когда их сделали украинцами в концлагерях подлые австрийцы.
Были, были концлагеря (кстати, забавный факт, что украинцев из этих лагерей по возвращении идентифицировали довольно просто - их хорошо кормили в заключении в отличие от всех прочих), вот только это один из множества факторов, а вовсе не ответ на вопрос. А еще был исход москвофилов из Галиции на Украину, когда понадобились грамотные люди на Большой земле, а еще было отступление и снова исход симпатиков России в Первую Мировую, а потом еще и резня была. Да много чего еще было. И видно, как у каждого, казалось бы, положительного решения оказывается целый шлейф минусов. И как вся эта "правильная картина мира правильного гражданина" скудна и как превратно наше суждение основанное на учебниках и поп-лекциях говорунов.
Например, успей Николай II ввести всеобщее обязательное обучение на русском языке, кто знает, украинцы могли бы быть такими же русскими, как, скажем, сибиряки.
И Миллер демонстрирует множество деталей, частностей, полутонов, которые и формировали нации, шаг за шагом, иногда это просто случайности и мелочи, на которые не обращали внимание тогда и не обращают сейчас.
Например, успей Николай II ввести всеобщее обязательное обучение на русском языке, кто знает, украинцы могли бы быть такими же русскими, как, скажем, сибиряки.
Прекрасна история (цитирую по дырам в памяти) о том, как в 1918 году некий генерал, формируя украинские части, выкрикивал в многотысячной толпе украинцев, и отзывалась только треть. Выкрикивал малороссов и снова откликалась треть. А на хохлов отзывались остальные. То есть эти некто себя еще как нечто единое не идентифицировали. И, кстати, "малороссов" большевики заставили исчезнуть во время переписи 1926 года. Просто запретили подобную идентичность и всё, всех записывали в украинцы. Так и происходит трансформация. И это не чья-то злая воля, не заговор, не предательство.
Но даже самые эти факты далеко не столь однозначны и не однозначны категории и понятия.
Историю пишут победители, а в победителях сейчас красуются национальные государства, а потому все империи объявлены чем-то негативным, а каждая нация ищет свои корни не менее чем в дочеловеческой истории - атланты, Р'льех, трипольцы, золото Полуботка. Именно поэтому наше прошлое и настоящее оценивается с точки зрения позитивности национального, его изначальной заданности и пагубности всего имперского.
"Для того чтобы на этом пространстве построить национальные государства, надо было выгнать с мест, где люди веками жили, или вырезать на этих местах, не сдвигая их с этого места, или вырезать, сдвинув их с места и загнав в скотский вагон, миллионы людей. Это к вопросу о том, что лучше: национальное государство или империя. В этом смысле империя, когда она растет, воюет, завоевывает – она совершает насилие. Но национальное государство, когда оно формируется, тоже все по уши в крови."
Но создание нации это не предопределенность, а империи - вовсе не реликтовое зло, которое "умирает, как древний ящер. С новым вирусом в клетках". Возможно, они распались лишь потому, что смертельно ранили друг друга, а не потому, что прошло время империй.
Да, да наши доморощенные патриоты просто превратно представляют себе историю и выстраивают национальный миф, подверстывая прошлое под текущую ситуацию. Украинцы еще с древности - одна нация, талдычат они, а вот поглядите на жалких французишек - "В середине XIX в. примерно треть населения Франции не говорит по-французски вообще." И это сильно после Великой Французской революции, которая и связала накрепко страну и людей. Более того и сейчас отличия остаются.
Другой, менее занятный, интерес Алексея Миллера - политизация истории, то есть использование истории в политических целях. Миллер вполне справедливо пеняет на такие одиозные феномены как прибалтийские. польский и украинский Институты национальной памяти, впрочем, не оставляя своим вниманием и Россию.
Однако, стоит ему коснуться вопросов политики, тут же начинаешь замечать и его собственные политические взгляды, влияющие на субъект. Кажется, в качестве альтернативы вмешательству государства он видит некие идеализированные Glasnost и Pluralism, когда профессиональное сообщество историков "само разберется", а Власть пусть постоит в сторонке. Читать подобное странно, каким таким образом историки вдруг окажутся свободными от общества и государства, где такое видано? Более того, он будто не замечает, что капитал диктовал манеру поведения для историка в 90-е не нежнее, чем государство сейчас, взять того же Сванидзе, которого Миллер упоминает вполне нейтрально. Это лучше? Или взять соросовские структуры отстаивающие вполне определенные взгляды заказчика. Лучше ли служить Соросу, чем государству? Кто-то сомневается, что он финансирует продвижение вполне определенных взглядов, ему свойственных, и сам при этом не отличается нравственной чистотой? Почему частному капиталу можно, а государству нельзя?
Какая-то странная вера в свободную руку рынка, которая в истории всех расставит по местам. И странное требование защитить возможность выбирать учителю любой учебник. Ну нифига себе? То есть мы должны быть готовы отдать детей на растерзание учителя без оглядки на его компетенцию и политические взгляды? Почему государство должно отдавать монополию на образование в частные руки?
Более того, пеняя своим, требуя развенчать советский миф, он ни слова не говорит об американском, французском, английском и всех прочих мифах. Автор, кажется, пытается дать нам понять, что общество Запада куда как исторически подкованнее? Но это просто смешно. То есть пускай там действительно более широкая палитра мнений и каждый сверчок может вывесить свою собственную научную декларацию на шестке, но ведь взгляд на историю у общества формируется не так. Никто не прочитает эти тысячи маленьких исследований, а общая точка зрения появится за счет пропагандистского и дорогостоящего кинофильма, который переплюнет по накалу страстей и бреда наш доморощенный официоз.
Появляется у меня и другой вопрос. Разлагая мифы на составляющие, сдирая покров за покровом, не разрушаем ли мы саму матрицу общего мышления? Не превращается ли система в набор частностей? Деление на "наши" и "не-наши" покоится на мифах и разрушив их, мы просто можем разбить этот образ "мы".
Я не претендую на то, что все мои сомнения верны, а человек дикий и темный, в чьи руки ненароком попали чрезвычайно интересные и тонкие вопросы национального, но все же, как-то мне не по себе.
И это все лекции и диалоги, сборники статей и выступлений, а за монографию я никак не ухвачусь. Но придется.
Г.Касьянов, А.Миллер
Россия-Украина: Как пишется история
6,5-7/10
Лекции Алексея Миллера на Полит.ру
7/10
★★★★✩
kindle-version
Далее набор цитат для праздного развлечения
Кое-что о концлагерях и образовании:
"В результате что произошло? Есть очень известный историк австрийской армии в Первой мировой войне и офицерского корпуса Иштван Дэак. Он в одной из своих книг замечает, что крах австрийской армии и крах Габсбургской империи как таковой начался в российских лагерях для военнопленных. В очень большой части, я думаю, он прав. Потому что если мы посмотрим, что происходит в лагерях для военнопленных, то там работает Особый политический отдел российского МИДа, задачи которого – распропагандировать прежде всего славянских военнопленных – габсбургских подданных, для того чтобы потенциально их можно было использовать, если война будет продолжаться, уже по российскую сторону фронта. Один из плодов этой работы – это Чехословацкий корпус, который после революции займет всю Сибирь.
Только ли Россия занималась этими вещами? Разумеется, нет. И Габсбурги, и немцы организуют специальные лагеря для украинских военнопленных. Сейчас известный американский историк Марк фон Хаген пишет об этом книжку, она будет очень интересной, о том, как этих людей надо было отобрать, как им надо было объяснить, что они украинцы (это была нелегкая задача) и как их надо было потом сделать украинцами всерьез. Немцам это удалось. Естественно, эти лагеря были лучше по условиям, чем лагеря для русских военопленных. Эти люди не сыграли никакой решающей роли в войне, на фронте. Где они сыграли решающую роль? Эти люди, поскольку их в лагере среди прочего обучали читать и писать на украинском языке, потом стали школьными учителями в той части Украины, которая оказалась под властью Польши."
"Обратите внимание, когда пытаются объяснять карту электоральных предпочтений на современной Украине, все говорят: «Вот это была Российская империя, а вот это была Габсбургская империя, и там Габсбурги нагадили». Нет. Эта карта выглядит иначе. Это карта, на которой граница пролегает между Польшей и Советским Союзом в межвоенное время, потому что Волынь голосует похоже с Западной Украиной. А Волынь всегда была в Российской империи."
"Например, есть у нас неграмотный крестьянин. Принципиально важно то, на каком языке мы его выучим читать. Российская империя из-за скаредности, из-за очень плохой организации, из-за того, что она поссорилась с русской интеллигенций, а также по многим другим причинам не сумела выучить этих крестьян читать по-русски. На каком языке они выучились читать? На украинском — в результате компания по ликвидации безграмотности. Они выучились читать на украинском, и этого уже не отменить."
Кое-что об отношении Европы к России:
"Он очень верно определил те две роли, которые отводились России в европейском дискурсе. Это роль «варвара у ворот», т.е. угрозы, и роль «вечного подмастерья», вступление которого в цех неизменно откладывается, а критерии, которым он должен соответствовать, непрерывно меняются. И понимание этого момента приходит к русской элите в результате столкновения с Наполеоном, потому что то, что было источником заимствований, то, что было безусловным образцом, становится источником угрозы."
"В этом смысле можно сказать, что у России всегда были очень серьезные проблемы с легитимацией себя как более привлекательной цивилизации. В европейском дискурсе она, в общем, служила неким образом негативного Другого, элиты были от этого европейского дискурса не эмансипированны."Кое-что о е еврейском вопросе:
Александр Челноков: Вопрос из области словообразования, словоупотребления и словарных заимствований. Может тоже характеристично и мне тоже часто бросалось в глаза, что в России для употребления этноса, нации евреев существует целых три слова: «еврей», «иудей» и «жид». Мне показалось, что вы, когда цитировали источники XVIII-XIX веков, адаптировали слово на современное – «еврей».
Миллер: Нет, это не так. Дело в том, что в 1787 году по просьбе евреев города Шклова Екатерина II издала специальный указ, в котором было сказано, что евреи сказали, что слово «жид» им кажется оскорбительным, нельзя ли впредь именовать их евреями. Екатерина издала соответствующий указ и с тех пор в официальных бумагах Российской Империи употребляется только слово «еврей». Это не значит, что в языке, в дискурсе, слова «жид» не было. Какой-нибудь Николай I в частной беседе вполне мог сказать что-нибудь про жидов. Но в этом контексте, имея в виду, что официально использовалось слово «еврей», это уже однозначно принимало значение ругательства. Потому что в Польше «жид» – нормальное обозначение еврея. Но официально Российская Империя пользуется только словом «еврей» с конца XVIII в.
Кое-что об исконной тяге украинцев к независимости:
"Фактически ты начал не столько деконструкцию официального доминантного нарратива, сколько выстраивание рядом с ним другой, более разнообразной и многослойной, картины того, что происходило в период Первой мировой войны и революции. Я бы хотел прокомментировать несколько тезисов. Первый тезис — о многообразии украинского движения. В конце ты сказал о левых партиях и левом украинском движении — это очень важный пункт с точки зрения ретроспективы. Потому что, когда мы говорим «украинское национальное движение», возникает ассоциация с теми, кто говорил о независимости или автономии. Фокус в том, что о независимости в украинском национальном движении рубежа XIX—XX вв. в Российской империи вообще никто не говорил, кроме радикалов, которые рассматривались в самом движении как маргиналы. Да и в целом украинское национальное движение на общеимперском фоне было достаточно маргинально. Если его сравнить с теми же кадетами, то величины несоотносимы. Тем не менее эволюция украинского движения от его возникновения как политического явления в начале XX в. к революции, которую историки сейчас называют украинской, интересна тем, что это больше движение, обращенное к социальным проблемам. Ведь не зря к 1918—1919 гг. это в основном те, кого можно назвать эсерами, и те, которые смотрят больше в сторону крестьянства и его социальных нужд. Еще очень интересно, что практически малоисследованный аспект — это неполитическое украинское движение. С одной стороны, оно культурническое, которое у исследователей, склоняющихся к политической истории, считается чем-то второсортным, потому что оно занималось просветительской деятельностью и было в чем-то «соглашательским», его деятели предпочитали легальные формы. С другой стороны, еще один важный элемент национального движения — кооперативы, разные виды хозяйственной самоорганизации, которые в случае с Украиной принимали национальные формы. Например, популярные сельскохозяйственные брошюры печатались на украинском языке. Этот акт недооценивается историками, потому что там нет такой политической эффектности, чтобы можно было описать захватывающую борьбу с «имперским режимом». Это рутинная каждодневная деятельность, которая очень важна, но не привлекает особого внимания, поскольку это другие цвета радуги, не желтый и синий. В общем, украинское движение этого времени очень разнообразное, противоречивое, там есть враждующие группировки, и не только по социально-классовому признаку или ориентации на какие-то социальные группы. Предположим, левые враждуют с либералами или с каким-то аналогом кадетов, националисты враждуют с левыми или с теми же либералами, против либеральной интеллигенции в 1904—1905 гг. выступает Донцов, причем выступает как социал-демократ, а не как националист, а уже в 1913 г. он выступает против них как националист, считает их «соглашателями». То есть картина очень сложная, нет единого национального движения, стремящегося к единой согласованной цели. И к моменту краха центральной власти и начала революции это движение очень фрагментированно, раздроблено и не имеет серьезной силы, но, как ни странно, когда происходят выборы в Учредительное собрание, оно получает достаточно большой процент голосов. Учтем, что это происходит в основном в городах, тем не менее оно имеет какое-то влияние и, как оказывается, представляет собою явление достаточно широкое, но не структурированное. То есть оно не может мобилизоваться как единая сила, которая в состоянии единым мощным движением противостоять чему-то и организовать что-то конструктивное, внутри него слишком много противоречий. Следует учесть и то, что основу этого движения составляла национальная интеллигенция — и не только городская, которой было очень мало, но и так называемая земская, та, что, как правило, состояла из выходцев из села, небольших городов и местечек и там же работала. Все эти сотни и тысячи счетоводов, мелких бухгалтеров, учителей начальных школ, кооператоров, землемеров, агрономов и др. составили социальную базу национального движения, очень близкую к крестьянству. Это важная часть действительности, которая важна для понимания того, что происходило в 1917—1920 гг., «откуда есть пошла украинская революция». Внешний фактор тоже очень важен и он тоже в национальном нарративе рассматривается только в одном аспекте: противостояние России, причем как таковой, независимо от того, имперская она или демократическая,— и Украины, опять-таки как таковой. То есть России как центра и Украины как территории и некой идентичности, которая стремится самореализоваться в независимость. А ведь даже в начале революции никто не говорил серьезно о независимости. До начала 1918 г. речь шла об автономии в составе демократической России. И все переговоры с центральным правительством в Петербурге велись о большей или меньшей автономности, но уж никак не о независимости. Есть очень интересные дневники Бориса Мартоса, который присутствовал на первом съезде крестьянства."
"Фактически ты начал не столько деконструкцию официального доминантного нарратива, сколько выстраивание рядом с ним другой, более разнообразной и многослойной, картины того, что происходило в период Первой мировой войны и революции. Я бы хотел прокомментировать несколько тезисов. Первый тезис — о многообразии украинского движения. В конце ты сказал о левых партиях и левом украинском движении — это очень важный пункт с точки зрения ретроспективы. Потому что, когда мы говорим «украинское национальное движение», возникает ассоциация с теми, кто говорил о независимости или автономии. Фокус в том, что о независимости в украинском национальном движении рубежа XIX—XX вв. в Российской империи вообще никто не говорил, кроме радикалов, которые рассматривались в самом движении как маргиналы. Да и в целом украинское национальное движение на общеимперском фоне было достаточно маргинально. Если его сравнить с теми же кадетами, то величины несоотносимы. Тем не менее эволюция украинского движения от его возникновения как политического явления в начале XX в. к революции, которую историки сейчас называют украинской, интересна тем, что это больше движение, обращенное к социальным проблемам. Ведь не зря к 1918—1919 гг. это в основном те, кого можно назвать эсерами, и те, которые смотрят больше в сторону крестьянства и его социальных нужд. Еще очень интересно, что практически малоисследованный аспект — это неполитическое украинское движение. С одной стороны, оно культурническое, которое у исследователей, склоняющихся к политической истории, считается чем-то второсортным, потому что оно занималось просветительской деятельностью и было в чем-то «соглашательским», его деятели предпочитали легальные формы. С другой стороны, еще один важный элемент национального движения — кооперативы, разные виды хозяйственной самоорганизации, которые в случае с Украиной принимали национальные формы. Например, популярные сельскохозяйственные брошюры печатались на украинском языке. Этот акт недооценивается историками, потому что там нет такой политической эффектности, чтобы можно было описать захватывающую борьбу с «имперским режимом». Это рутинная каждодневная деятельность, которая очень важна, но не привлекает особого внимания, поскольку это другие цвета радуги, не желтый и синий. В общем, украинское движение этого времени очень разнообразное, противоречивое, там есть враждующие группировки, и не только по социально-классовому признаку или ориентации на какие-то социальные группы. Предположим, левые враждуют с либералами или с каким-то аналогом кадетов, националисты враждуют с левыми или с теми же либералами, против либеральной интеллигенции в 1904—1905 гг. выступает Донцов, причем выступает как социал-демократ, а не как националист, а уже в 1913 г. он выступает против них как националист, считает их «соглашателями». То есть картина очень сложная, нет единого национального движения, стремящегося к единой согласованной цели. И к моменту краха центральной власти и начала революции это движение очень фрагментированно, раздроблено и не имеет серьезной силы, но, как ни странно, когда происходят выборы в Учредительное собрание, оно получает достаточно большой процент голосов. Учтем, что это происходит в основном в городах, тем не менее оно имеет какое-то влияние и, как оказывается, представляет собою явление достаточно широкое, но не структурированное. То есть оно не может мобилизоваться как единая сила, которая в состоянии единым мощным движением противостоять чему-то и организовать что-то конструктивное, внутри него слишком много противоречий. Следует учесть и то, что основу этого движения составляла национальная интеллигенция — и не только городская, которой было очень мало, но и так называемая земская, та, что, как правило, состояла из выходцев из села, небольших городов и местечек и там же работала. Все эти сотни и тысячи счетоводов, мелких бухгалтеров, учителей начальных школ, кооператоров, землемеров, агрономов и др. составили социальную базу национального движения, очень близкую к крестьянству. Это важная часть действительности, которая важна для понимания того, что происходило в 1917—1920 гг., «откуда есть пошла украинская революция». Внешний фактор тоже очень важен и он тоже в национальном нарративе рассматривается только в одном аспекте: противостояние России, причем как таковой, независимо от того, имперская она или демократическая,— и Украины, опять-таки как таковой. То есть России как центра и Украины как территории и некой идентичности, которая стремится самореализоваться в независимость. А ведь даже в начале революции никто не говорил серьезно о независимости. До начала 1918 г. речь шла об автономии в составе демократической России. И все переговоры с центральным правительством в Петербурге велись о большей или меньшей автономности, но уж никак не о независимости. Есть очень интересные дневники Бориса Мартоса, который присутствовал на первом съезде крестьянства."
Отчет написан по заказу Университета имперского котика
Комментариев нет:
Отправить комментарий